Это странное заглавие одной древнерусской рукописи, от которой сохранился только фрагмент. Она предположительно датирована XIII веком. Считается, что она написана по поводу одного из вторжений монголов - в 1223 или 1238 г.*1.
Но оставим этот спор филологам - этнологу важнее другое: автор трактата не только предполагает возможность "погибели" большого, сильного и богатого этноса, но и уверен в том, что это в XIII в. произошло. Почему он мог так считать, даже учтя, что во Владимирском княжестве войсками Батыя зимой 1238 г. было сожжено всего 14 деревянных городов (из общего числа около 300), да и эти были весной отстроены заново? Вместе с тем его пафос, эрудиция и патриотизм вне всякого сомнения. Надо думать, что в утраченной части текста было нечто столь важное, что в наше время и представить трудно.
Мы люди XX в., так привыкли к эволюционной теории, что дискретность (разрывность) исторических процессов нами не воспринимается. В наше время кажется, что русские происходят если не прямо от питекантропов, то как минимум от скифов, конечно пахарей, а древние русичи XII в. совсем свои, вроде двоюродных дедов. Поэтому все разговоры о старении этноса, о культуре "золотой осени", о потере традиций и обновлении стереотипов поведения оскорбительны для наших великих предков. В этом уверены все обыватели, многие ученые и даже писатели, кроме А.К. Толстого, показавшего в своих балладах глубину различия между Древней, Киевской, и Московской Русью. Оно не меньше, чем между Римом цезарей и Римом пап: и там и тут оно не в культуре, а в нравах и обычаях, т.е. в поведенческих стереотипах, значит, в этногенезе, а не в модификациях институтов: государства, церкви,
сословности, архитектуры и т.п. Не замечать глубокий кризис XIII в. ученые-историки не могли, хотя объяснить его с позиций эволюционизма было сверхтрудно. Но выход все-таки нашелся и был многими принят. Этот кризис и последовавшую за ним "погибель" долгое время приписывали южным соседям Русской земли. Только в XX в. эта концепция подвергнута критике. Попробуем разобраться в проблеме, сделав экскурс в историографию.
В русских источниках XII-XIII вв. Половецкая степь именуется "Землей незнаемой". Это удивительно потому, что до 1093 г., а тем более в Х в. русские свободно ездили в Тьмутаракань и в Крым и даже через степи Северного Кавказа до берега Каспийского моря, и вдруг в Лаврентьевской летописи под 1252 г. про Андрея Ярославича Владимирского сказано: "Побеже в неведому землю". И то же в "Слове о полку Игореве" и в "Повести временных лет". Д.С. Лихачев поясняет, что это название употребляется не в качестве точного географического термина, а в качестве эмоционального определения Половецкой степи*2. Но это тем более странно, так как название утвердилось за южной степью после победоносных походов Владимира Мономаха и резкого сокращения русско-половецких столкновений. Напрашивается мысль, что знания древнерусских географов в XIII в. уменьшились и половецкие степи, ранее прекрасно знакомые, стали неизвестными землями. Такой регресс в науке иногда наблюдается. Познание и забвение меняются местами.
Итак, в XII в. бывшая степная окраина Киевской Руси превратилась сначала в "Землю незнаему", потом в "Большой луг" и, наконец, в "Дикое поле", завоеванное русскими и их союзниками-калмыками лишь в конце XVIII в. Но тогда изучение этой страны пришлось начинать заново. Степные просторы Северного Причерноморья всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевники. Разумеется, эти миграции вызвали столкновения с местным населением - славянами, хозяйство которых было связано с лесными массивами и речными долинами. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческим, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому мы наблюдаем наряду с военными столкновениями постоянные примеры симбиоза. Печенеги после разгрома при Лебурне осели в Добрудже и стали союзниками Византии; торки поселились на правобережье Днепра и поставляли пограничную стражу для киевских князей; куманы, сильный и воинственный народ, после первых столкновений с русичами сделались союзниками Черниговского княжества.
И это не случайно. Экономико-географическое единство региона, в котором сочетались зональные и азональные (речные долины) ландшафты, определяло необходимость создания целостной хозяйственной системы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую*3. Разумеется, это не исключало столкновений, подчас кровавых, и это-то бросалось в глаза современникам событий. Авторы XIX-XX вв. создали концепцию извечной борьбы "леса со степью". Начало этой идее положил С.М. Соловьев, считавший, что поток славянской колонизации шел по линии наименьшего сопротивления - на северо-восток, где Ростовская земля, населенная финнами, без сопротивления покорилась славянам, тогда как воинственные кочевники были для славянских земледельцев неодолимой преградой. Эту концепцию некритично приняли В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, А.Е. Пресняков, Г.В. Вернадский и Б.А. Рыбаков, не говоря уже об историках "украинского" направления, таких как, например, Н.И. Костомаров, В.В. Антонович, М.С. Грушевский, В.Г. Ляскоронский и др. Однако прежде чем согласиться с этой концепцией, взглянем на факты исторические и географические, учитывая, что последние были вне поля зрения С.М. Соловьева.
Бросим взгляд на ближайшее минувшее. Мира на границах Руси не было. Ярослав Мудрый совершал походы на север: в 1030 г. - на чудь (на их земле он построил город Юрьев, утраченный в 1224 г.), на ятвягов - в 1038 г., на Литву и Мазовию - в 1040-1041 гг., снова на Мазовию - в 1047 г., а сына своего, Владимира, посылал на ямь в 1042 г., наконец, в 1058 г., уже после смерти Ярослава, была завоевана голядь - литовское племя юго-западнее Москвы.
Владимир Мономах двумя походами покорил вятичей - последний оплот славянского язычества, но мордва победила князя Ярослава Святославича в 1104 г. у Мурома и остановила про-
движение русичей. Мстислав Великий поднял новгородцев и псковичей против чуди в 1116 г. и ходил на Литву в 1131 г., но после смерти этого последнего на Древней Руси единовластного князя латышское племя земигола в 1166 г. разгромило полоцких князей. Потери русской дружины исчислялись в 9 тыс. ратников. Наступление на север было остановлено. Этот краткий список показывает, что особое внимание, уделяемое историками военным столкновениям на южной границе, подсказано литературными реминисценциями, а не трезвым сопоставлением фактов на широком историческом фоне.
На юге: в 1036 г. - разгром печенегов у Киева, в 1060 г. - победа над торками и их подчинение в 1064 г., в 1068 г. - поражение от половецкого князя Шарукана на Альте и через месяц реванш - разгром его при р. Снови Святославом Черниговским. С 1092 по 1117 г. - война против половцев по инициативе великого князя Святополка II и полное подчинение их западных кочевий Владимиром Мономахом. Восточные "дикие" половцы добровольно вступают в союз с суздальскими князьями. Затем, за 120 лет, с 1116 по 1236 г., половецких набегов на Русь - всего 5; русских походов на Степь - тоже 5, случаев участия половцев в усобицах -16. И ни одного крупного города, взятого половцами! Зато в 1088 г. лесовики-болгары взяли Муром!
Перейдем к географии хозяйства. Вмещающим ландшафтом древних русичей были не столько лесные массивы, сколько лесостепи, ополья и речные долины. При крайне редком населении Руси в XII в. (около 5,5 млн) в ней практиковались переложные системы земледелия, требовавшие неполной оседлости; не исключалось и полукочевничество на основе скотоводческого хозяйства, особенно в степной зоне*4
Не были кочевниками и тюрки (см. выше), около зимников развивалось земледелие, как у казаков - донских и запорожских - и у ногайцев. Разница между "лесом" и "степью" была не так уж велика, тем более что в XII в. степь была покрыта островками леса: рощами и борами. Их истребили люди в XIX в.*5.
И наконец, в XIII в. русские и половцы совместно отражают сельджукский десант в Крым и монгольский рейд на Дон и оба раза делят горечь поражения. Нет, дело обстояло не так просто! Однако прежде чем принимать решение, рассмотрим историю вопроса, но не в микроскоп, чтобы не потерять перспективы, а в телескоп, чтобы увидеть картину мнений и сомнений целиком, за все 200 лет постановки проблемы.
А теперь нам придется на время оторваться от изложения хода событий и уяснить проблему взаимоотношений половцев и русичей. Эта проблема имеет два решения, из которых может быть правильным только одно. Поэтому целесообразно отступить от хронологического принципа, чтобы учесть весь необходимый материал и избавиться от переходящих ошибок, причиняющих немало вреда науке и повседневной жизни. Ведь то, что при обывательском подходе кажется простым, на самом деле сложно и совсем не так, как представляется на первый и невнимательный взгляд.
В XIX в. аксиоматически предполагалось, и даже вошло в гимназические учебники, что "рыцарственная Русь и тревожная недобрая степь, разлившаяся безбрежным морем от Волги до Дуная"*6, были извечными антагонистами. В наше время это мнение оспаривается, как предвзятое и не соответствующее фактам, зафиксированным строго и беспристрастно*7. В самом деле, оптимальные условия для становления культуры и процветания хозяйства имелись не в глухих лесах Заволжья и Сибири и не в солнечной пустыне Казахстана, а на ландшафтной границе лесной и степной зон, а также в азональных ландшафтах - речных долинах. Аборигены леса и степи научились жить в этническом симбиозе, обменивались излишними продуктами труда и не образовывали химер, несмотря на частые смешанные браки. При этом оба этноса - русичи и куманы - жили каждый за счет природных ресурсов своего региона и потому были ограничены пределами своих ландшафтов. Но тогда почему появилась и укрепилась концепция извечного антагонизма Руси и Степи и насколько она соответствует несомненным фактам истории? Этому вопросу придется уделить особое внимание.
Для русских историков (не только летописцев) в XVI-XVII вв. половецкая проблема была не актуальна. Война на юго-восточной границе шла беспрестанно, но противниками России были государства, входившие в мусульманский суперэтнос, - Крым, Казань и Османская империя, ибо уже во время "великой замятни" в Золотой Орде степной суперэтнос в Западной Евразии распался на составные части и исчез как целостность. Когда же появились мигрировавшие из Джунгарии калмыки, истинно степной этнос, Россия заключила с ними союз и с их помощью завоевала Крым.
Поэтому, когда в конце XVIII в. интерес к прошлому заставил обратиться к древности, историки столкнулись с летописной традицией и приняли ее как материал для собственных теоретических построений в духе своего времени.
Дореволюционная русская историография - от В.Н.Татищева до Г.В.Плеханова, за редкими исключениями, решала проблему русско-половецкого контакта единообразно, не смущаясь очевидными противоречиями в самих источниках и несоответствием своих выводов с географией и всемирной историей.
В.Н.Татищев писал: "Половцы и печенеги более как через много сот лет русским пределам набегами, пленя и грабя, великие вреды наносили... чему несогласие и междуусобие русских князей немалою причиной было..." Владимир Мономах решил женить своих сыновей на половецких княжнах, "но весьма мало покоя и пользы исчемой чрез то приобрел"*8.
Сам Владимир Мономах писал, что заключил с половцами "19 миров". Думается, что ему было виднее, где польза, тем более что именно он первый привел половецкую рать на Русь для разгрома Полоцкого княжества.
Н.М. Карамзин называл половцев "неутомимыми злодеями" и утверждал, что "мир с такими варварами мог быть только опасным перемирием"*9. Зачем же русские князья в 1223 г. пошли выручать половцев на Калку?
Н.Г. Устрялов, хоть и приводил факты участия половцев в междоусобицах как наемного войска, именует их "лютыми злодеями"*10. Менее эмоциональный С.М. Соловьев считал, что "Россия ...должна была вести борьбу с жителями степей, с кочевыми азиатскими народами..."*11. Эту идею развивал вслед за Соловьевым В.О. Ключевский. Они придавали этой войне характер "борьбы леса со степью"*12, чем тезису "извечного антагонизма" Руси и Степи придавался как бы географический смысл, но соль была в ином: создатели этой концепции считали своим долгом оправдать "отсталость" России от стран Западной Европы и доказать неблагодарным европейцам, что "Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления"*13. То есть исторической заслугой Древней Руси перед мировой цивилизацией является то, что русичи, не жалея себя, прикрывали католические монастыри, в которых наших предков предавали анафеме за принадлежность к схизме; рыцарские замки, откуда феодалы выходили грабить единоверную нам Византию; городские коммуны, торговавшие славянскими рабами, и пройдох-ростовщиков, изгнанных народом из Киева. И самое смешное, что это искреннее преклонение перед Западом почему-то называлось патриотизмом?!
Несколько по-иному представлял южнорусскую ситуацию Н.И. Костомаров, считавший украинский народ если не вечным, то очень древним и всегда не похожим на великороссов. По его мнению, в основе русской истории лежала борьба двух начал - удельновечевого и монархического. Республиканским был Юг, монархическим - Великороссия. А кочевники задерживали развитие цивилизации в Древней Руси, даже торки и берендеи, смешавшиеся со славянами и сражавшиеся под знаменами киевских князей. "Русь была окружена чужеземцами, готовыми вмешаться в ее дела. С Востока, как тучи, одна другой мрачнее, выходили полчища степных кочующих народов Азии, жадных к грабежу и истреблению"*14, и, даже помогая южнорусским князьям, кочевники приносили вред, ибо из-за смешанности населения "в Руси не могло образоваться ни прочной княжеской власти, ни родовой аристократии, ни... народоправления", а частые половецкие набеги вынуждали "южнорусов" переселяться на север, где они, видимо, превращались в великороссов. Последний удар Киеву нанесло монгольское нашествие*15. Но почему-то Южную Русь покорили не татары, а литовцы!
Взгляды Н.И. Костомарова появились в 60-х годах XIX в. и нашли последователей среди украинских националистов, например М.С. Грушевского и др.*16, но 120 лет спустя этот воинствующий провинциализм представляется несерьезным. Ведь русичи были куда сильнее степняков: Олег Святославич половцев использовал, а Мономах разгромил их. Однако психология Н.И. Костомарова понятна: в собственных бедах приятнее обвинить соседа, нежели себя.
Оба направления - государственное и "областное" - казалось бы, непримиримые, имеют одну общую черту: их представители рассматривали многочисленные и разнообразные степные этносы Евразии как однородную серую массу варваров, враждебных всякой и, главное, европейской цивилизации. Для Западной Европы это давнее традиционное мнение. Туркмены-сельджуки и мамлюки Египта остановили крестоносные войска и выгнали рыцарей из "Заморской земли", или Палестины. Половцы нанесли смертельный удар Латинской империи, после чего полвека шла ее агония, и изрядно потрепали авангард католического Запада - Венгрию. Поэтому антипатия европейцев к степной Азии понятна. Но почему русские историки болеют за государства, организовавшие в XIII в. крестовый поход против Руси?
Натиск на восток, начавшись в XI в., продолжался в XIII в., и в XIV в., когда были завоеваны литовцами Киев и Чернигов, и в XVII в., когда поляки сожгли Москву; в XIX в. то же самое проделали французы и в XX в. хотели учинить немцы. А половцы только просили мира или защищались от победоносных дружин Владимира Мономаха. Но историки XIX в., при прекрасном знании летописей, делали вид, что "лес борется со степью" и это закономерно.
Наконец, в 1884 г. П.В. Голубовский убедительно доказал, что в южнорусских степях жили три разных тюркских народа, враждебные друг другу, и каждый из них имел свою историю и свою судьбу. Это были печенеги - потомки канглов, торки - ответвление гузов и половцы, или куманы, народ древней культуры. Половецкие красавицы были матерями многих русских князей, в том числе Александра Невского.
И тем не менее П.В. Голубовский писал: Русь "на своих плечах вынесла эту борьбу (с куманами) и грудью прикрыла Европу"*17. Он повторял тезисы Н.И. Костомарова и своего учителя В.Б. Антоновича. Вот что дает гипноз предвзятых мнений*18.
И все-таки основателем научной куманологии следует считать П.В. Голубовского. С.А. Плетнева вполне справедливо указывает, что "труды о половцах, выходившие до работы П.В.Голубовского, как правило, написаны крайне тенденциозно, иногда просто по-дилетантски и свидетельствуют только о том, что научный интерес к половцам возник еще в первой половине XIX в."*19. Но этот "интерес" характеризовал не столько предмет изучения, сколько вкусы и настроения самих историков. П.В. Голубовский не выступил против господствовавшего предвзятого мнения о служебной роли России по отношению к Западной Европе, зато его исследования дали возможность историкам XX в. открыть серию подлинно научных исследований, без ненужной и навязчивой тенденциозности.
Достоинство научной монографии определяется степенью полноты достоверного материала по данной теме и на заданном уровне исследования. Одному человеку такая задача не под силу. Поэтому вполне законная преемственность, при которой эстафета научных достижений передается от поколения к поколению. Ныне синтез археологии с историей, после многократных попыток разных исследователей, наиболее полно осуществлен С.А. Плетневой и Г.А.Федоровым-Давыдовым*20.
Но пока суд да дело, спекулятивная историософия в предреволюционные годы развернулась на новой основе, заимствуя идеи, еще носившиеся в воздухе лондонских туманов, парижских бульваров и тихих улиц немецких университетских городков. Наши историки, проявив славянскую непосредственность, иной раз догоняли, а иногда опережали европейскую философскую мысль, что не всегда шло на пользу делу.
Повышенное внимание к русско-половецким отношениям породило много частных концепций, более или менее остроумных и всегда противоречивых. Разбор их увел бы нас из этнологии в область историографии*21. Но это дает повод для характеристики не славян и тюрок, а славистов и тюркологов, что не входит в задачи нашего исследования. Поэтому можно ограничиться анализом двух концепций: политологической и экономической. Первую сформулировал А.Е. Пресняков*22, тем самым предвосхитив теорию "вызова и ответа" А. Тойнби*23, вторую - Н.А. Рожков*24, продолжением взглядов коего явилась теория "торгового капитала" и борьбы за торговые пути М.Н. Покровского*25. Эта сторона воззрений Покровского не связана органически с другими его высказываниями, хотя и те и другие были отвергнуты в ходе дальнейших исследований*26.
При объяснении крупных исторических явлений, например возникновения или исчезновения той или иной "цивилизации" (у нас ее называют "культура"), всегда возникает вопрос "почему?". А. Тойнби отвергает все природные воздействия, биологические и географические, и предлагает свою оригинальную концепцию: "Человек достигает цивилизации не в результате высшего биологического дарования (наследственность) или географического окружения (имеются в виду легкие условия для жизни), но в качестве ответа на вызов в ситуации особой трудности, которая воодушевляет его сделать беспрецедентное усилие" (Ор. cit. P. 570). Поэтому одна из глав его труда названа "Достоинства несчастья".
Что это за вызовы? Иногда плохие природные условия: болота по берегам Нила, тропический лес в Юкатане, море вокруг Эллады, а в России - снега и морозы. Да-да, а может быть, причина расцвета Англии - лондонский туман? Об этом автор молчит.
Вторая группа вызовов - нападения иноземцев, что, по мнению А. Тойнби, тоже стимулирует развитие цивилизаций, потому что нападения надо отражать. Как пример фигурирует Австрия, которая будто бы потому обогнала Баварию и Саксонию, что на нее в XVII в. напали турки. Но, как известно, турки напали сначала на Болгарию, Сербию, Венгрию, Византию, на что те ответили капитуляцией. А от Вены турок отогнали гусары Яна Собесского, которых турки в тот момент "не вызывали". Пример не подтверждает концепцию, а противоречит ей.
Это длинное отступление вызвано тем, что А.Е. Пресняков независимо от Тойнби и даже ранее его (1907-1908 гг.) дал такое же объяснение расцвета Киевского княжества: угроза со стороны кочевников из южных степей вызвала создание в Киеве "военной княжеско-дружинной организации... Но за свое служение делу европейской культуры Киевщина заплатила ранним надрывом своих сил..."*27. Еще один вариант концепции "извечной борьбы леса со степью".
В интерпретации А.Е. Преснякова непонятно многое, если не все. Киев был захвачен не печенегами, а варягами, печенеги долгое время были союзниками Игоря и Святослава, трагическая смерть которого является эпизодом, заслуживающим отдельного исследования. И потом, печенеги поддерживают Ярополка и Святополка против Владимира и Ярослава*28, т.е. участвуют в усобицах, не более. Нападение на Киев в 1036 г. связано со сменой религии, а в то время это означало смену политической ориентации.
Торки просят у Всеволода I союза и места для поселения. Половцы через месяц после случайной победы на р.Альте разбиты наголову Святославом Черниговским при Снови, причем 3 тыс. русичей оказалось достаточно против 12 тыс. куманов. Война 1093-1116 гг. произошла по инициативе русских, а в XIII в. русские идут на Калку спасать половцев от монголов. С чего бы это?
Да и сам принцип?! Если одной необходимости достаточно, чтобы создать сильное государство, то почему они создаются так редко? Почему не было создано такое же государство в XIII в., когда нужда в нем была еще острее? И почему киевские князья то и дело покоряли не печенегов и половцев, а славян? Да еще как жестоко! Видимо, славянам сильная держава в Киеве была не нужна, хотя Киев был центром торговли с Европой. Из Киева и через Киев везли меха и драгоценные изделия, дорогие ткани, вина и пряности*29. А что попадало в Киев?
Тут вступает в диспут экономическая концепция Н.А. Рожкова, принимаемая А.Е. Пресняковым без критики*30. Это не осуждение. Рожков, видимо, вполне прав, когда пишет: "Внешняя торговля того времени характеризовалась двумя отличительными и имеющими первостепенную важность чертами; во-первых, торговая деятельность была занятием исключительно одних общественных верхов - князей, их дружинников и небольшой группы состоятельных горожан; масса же населения не принимала в ней никакого участия, потому что не продавала, а отдавала даром, в виде дани, продукты охоты и пчеловодства; во-вторых, внешняя торговля не затрагивала... насущных... потребностей даже этих, руководивших ею, высших классов населения; все необходимое они получали натурой, отправляя на внешний рынок лишь избыток и выменивая там только предметы роскоши"*31.
Да, но это похоже на "торговлю" с индейцами Канады и зулусами Южной Африки. Это способ порабощения страны путем обмана и спаивания аборигенов. Это программа колонизаторов эпохи "первоначального накопления капитала", губительная для народов, становившихся ее жертвами. И ее разделяет Н.А. Рожков. Он, подобно всем перечисленным авторам, утверждает, что "в XI в. с падением Хазарского царства и торжеством половцев в южных и юго-восточных степях торговля с арабами слабеет и, наконец, совершенно прекращается, потому что половцы перерезывают и уничтожают существовавший раньше путь для этой торговли"*32. Отсюда Н.А. Рожков делает вывод, что половцы представляли наибольшую опасность для древнерусского государства.*33.
Рожкову следовало бы поинтересоваться делами халифата, который в Х-XI вв. поделили карматы, дейлемиты и сельджуки. Война там шла непрестанно. Некому было торговать и нечем! Надо бы знать, что купцы в Степи, от Китая до Германии, пользовались неприкосновенностью, за что платили пошлины.
Но главное не это, а то, зачем русским была дефицитная торговля? Это уж не "лес и степь", а поклонение мамоне. С началом XX в. преклонение перед дефицитной торговлей у ряда историков превращается в навязчивую идею, унаследованную некоторыми советскими историками от минувшей эпохи историографии проблемы. П.И. Лященко усматривал в кочевниках "диких степей юга" причину замедленного исторического развития восточных славян*34. Как это понять? Неужели восточным славянам так было нужно бесплатно, в виде дани, отдавать свои меха через князей купцам и ростовщикам?! С.В. Юшков оплакивает разгром Хазарского каганата - государства хищных работорговцев и спекулянтов - как "отрицательное" явление в экономическом развитии Руси*35. П.П. Толочко указывает, что оборона и "охрана торговых путей возглавлялась киевскими князьями и велась в интересах всей Руси"*36. А почему же Киев был подвергнут разграблению - сначала суздальцами в 1169 г., а потом черниговцами в 1203 г.?
Даже В.В. Каргалов, весьма недоброжелательно относившийся к малым народам нашей Родины, пишет, что в XII в. "редкая усобица обходилась без того, чтобы тот или иной князь не приглашал к себе на помощь поганых"*37. Следовательно, половцы и русские уже составляли единую этносоциальную систему, причем число русских достигало 5,5 млн, а половцев - несколько сот тысяч*38. Ну и, конечно, торговые отношения Руси с Востоком в XII в. приостановились: из инвентаря древних погребений исчезли восточные бусы*39. Жаль, конечно, но ведь на Восток перестали поступать русские меха. Да и иноземные купцы лишились большей части доходов. Но зато сократился налоговый пресс на население: прокормить князя с дружиной славянским мужам было легко, а вот насытить мировой рынок, пожалуй, не под силу. Поэтому в XII в. на Руси были люди, симпатизировавшие половцам, а были и ненавидевшие их.
А ведь если подумать, то эта точка зрения не так уж оригинальна. Выше было показано, что черниговские и северские князья научились находить общий язык с половцами. Владимир Мономах говорил с половцами с позиции силы. С одной стороны, он подавил их самостоятельность и включил западные кочевья в состав Русской земли, с другой - заключил с половцами "19 миров", т.е. использовал их как союзников против других русских князей. Обе позиции исключили несправедливость в отношении половцев. С ними князья умели договориться, и даже, пожалуй, лучше, чем между собой. Современникам Мономаха интерпретация событий XII в. историками XIX-XX вв. показалась бы нереальной.
Но, как было указано выше, была и третья программа, правда, только в Киеве, при дворе великого князя Святополка Изяславича. Ее проводили "уные" (юные) сподвижники Святополка II. Название не говорит об их истинном возрасте; это просто название партии, опиравшейся на купеческий капитал и имевшей польско-немецкую ориентацию. Именно эта партия толкала великого князя на войны, потому что пленных продавали в рабство купцам, увозившим их в Рeгенсбург и Венецию для дальнейшей перепродажи в Египет. Греки были конкурентами этих купцов, и потому митрополия была в оппозиции Святополку II, а Киево-Печерская лавра, соперница митрополии, Святополка поддерживала. В Лавре же работал Нестор - ориентация летописца очевидна*40.
Так вот, куманофобия XII в. была программой заграничных купцов и их прихлебателей в Киеве. Им она была выгодна, и их позиция объяснима. Историки XVIII-XIX вв. еще не успели изучить историю Великой степи и фантазировали на ее счет. А вот для науки XX в. эти фантазии неуместны. Взгляды именно этой партии повторяют перечисленные авторы.
Нельзя сказать, что русская наука предреволюционного периода была отсталой, но и передовой она не была. Юридическая школа сомкнулась с экономической в самом остром вопросе истории Древней Руси - проблеме восточных соседей. И вывод обеих школ был один: "Бей дикарей!" Как это совпадает с известным решением индейской проблемы: "Хороший индеец - мертвый индеец!" И как это решение омерзительно ныне! Сами американцы стыдятся того, что их предки выдавали премии за скальп индейца, как за хвост волка. У нас, к счастью, нет причин стыдиться прошлого. Наши предки дружили с половецкими ханами, женились на "красных девках половецких", принимали крещеных половцев в свою среду, а потомки последних стали запорожскими и слободскими казаками, сменив традиционный славянский суффикс принадлежности "ов" (Иванов) на тюркский - "енко" (Иваненко).
Этносы возникают и пропадают в историческом времени; поэтому, для того чтобы разобраться в географической проблеме этногенеза, надо изучить историческую науку - историю событий в их связи и последовательности. Историю не текстов, не институтов, не культурных влияний, а деяний, и только тогда можно получить достоверный материал, который не шокировал бы читателя, умеющего понимать прочитанное и критически его воспринимать.
Нельзя упрекнуть перечисленных выше историков в том, что они были невнимательны к летописным сведениям, к актам, глоссам и древнерусской литературе. Нет, они все это прекрасно знали, и их исследования не теряют своей ценности... при одном непременном условии: надо помнить, что летописцы сами были людьми своего времени и фиксировали свое внимание на событиях экстраординарных, посвящали им яркие страницы. Но было бы ошибкой не замечать общего фона, который для летописцев и их читателей был настолько очевиден, что они не уделяли ему внимания.
Именно поэтому самое пристальное, детальное изучение летописных сведений может дать только искаженную картину событий. Однако привлечение широкого материала из истории окрестных стран позволило А.Ю. Якубовскому отнестись критически к банальному пониманию истории Руси и Половецкой степи как вечной войны не на жизнь, а на смерть. Еще в 1932 г. он писал: "Историография, заполненная рассказами о военных столкновениях с половцами (куманами), не сумела заметить того факта, что для отношений между русскими княжествами и Половецкой степью более характерными и нормальными являются не войны и набеги, а интенсивный товарообмен"*41.
С еще большей уверенностью высказались по этому поводу другие исследователи, компетентность которых не вызывает ни малейшего сомнения.
"Идея извечной принципиальной борьбы Руси со степью - явно искусственного, надуманного происхождения", - пишет В.А.Пархоменко*42. В.А. Гордлевский еще более категоричен: "...официальное, навеянное церковью представление о народе, живущем не в городах, где утвердилась христианская вера, а в степи, идет... с Запада... через католических миссионеров; культурные связи между Киевом и Западом принесли и взгляд на половцев как на "батог бога" - бич божий"*43. В.А. Гордлевский указывает, что по мере взаимного привыкания шло изменение политических взаимоотношений между половцами и русскими; в XII в. они становятся все более тесными и дружественными, "врастают в повседневный быт", особенно путем смешанных браков во всех слоях общества*44. Итак, перед нами две взаимоисключающие концепции, с обеих сторон солидно аргументированные, вследствие чего проблема остается открытой. Попробуем решить ее "панорамным" методом, так как разбор летописных текстов нами проделан в специальной работе*45, благодаря чему отслоена достоверная информация, на которой можно базировать широкие выводы.
Куманофобия основана на безусловном доверии к оценкам автора "Слова о полку Игореве". Однако хотя гениальность и древность поэмы не подлежат сомнению, критическое восприятие ее, как и всякого источника, обязательно. Оценки часто основаны на личных симпатиях автора, его связях, вкусах и целях, которые нам, потомкам, неизвестны. Достоверность информации может быть установлена только соотношением суждения древнего автора с бесспорно установленными фактами. Достаточно проделать такое сравнение, чтобы убедиться, что автор "Слова о полку Игореве" был пристрастен*46 .
Зато вторая концепция соответствует несомненным фактам. С Х по XIII в. невозбранно функционировали торговые пути из Киева к Черному и Азовскому морям и посреди степи стояли русские города: Белая Вежа на Дону и Белгород в низовьях Днестра, что было бы невозможно при постоянных военных столкновениях, которые имели место внутри самой Руси (княжеские междоусобицы).
Что же касается политического единства степных народов, якобы способного противостоять Киевской державе в Х-XII вв., то это миф. Постоянные столкновения из-за пастбищ усугублялись институтом кровной мести, не оставлявшей места для примирения, а тем более объединения. Степной хан скорее мог договориться с русским князем, считавшим, что "за удаль в бою не судят", нежели с другим степняком, полностью связанным родовыми традициями. Поэтому-то покинули родную степь венгры, болгары и аланы, уступившие место азиатам - печенегам и торкам, которых в сибирских и аральских степях теснили куманы именно в то время, когда в Русской земле креп могучий Киевский каганат. Так можно ли думать, что этому суверенному государству могли угрожать разрозненные группы беглецов, тем более что кочевники не умели брать крепости? А набеги и контрнабеги - это малая война, характерная для средневековья.
Когда же Владимир Мономах навел порядок на Руси и в 1111 - 1116 гг. перенес войну в степь, половцы были разбиты, расколоты на несколько племенных союзов и нашли себе применение в качестве союзников тех князей, которые нанимали их за плату. Независимые, или "дикие", половцы остались за Доном и стали союзниками суздальских князей.
Действительно, если бы половцы не капитулировали современно, а продолжали войну против Руси, то они были бы начисто уничтожены. Телеги, запряженные волами, движутся по степи со скоростью 4 км в час, а по пересеченной местности еще медленнее. Зато русская конница на рысях могла проходить 15 км, а хлынцой (быстрым шагом) - 8-10 км. Знайте, кочевья были фактически беззащитны против русских ударов, тем более что легкая половецкая конница не выдерживала натиска тяжеловооруженных русских, а маневренность не имела значения при обороне жен и детей на телегах. Наконец, половецкие зимовья не были ни мобильны, ни укреплены, тогда как русские крепости надежно защищали их обитателей, а лес всегда удобное укрытие для беглецов. Половецкие ханы были бы неразумны, если бы они не учитывали всех этих обстоятельств. Но они были умны и предпочитали союзы с князьями черниговскими, галицкими и суздальскими против киевских, поскольку те опирались на торков, враждебных половцам. Именно поэтому киевское летописание столь неблагосклоно к половцам. Надо полагать, что черниговские летописцы писали то же самое про торков и "черных клобуков", но их сочинения, к сожалению, не сохранились.
Заселенная половцами степь разрезана широкими речными долинами, где сохранилось местное население, не подчинившееся пришельцам и не слившееся с ними. Это были потомки христианских хазар - бродники. Наличие их лишало половцев надежного тыла и делало их положение крайне неустойчивым. Да и сами порядки, которые половцы принесли с собой из Сибири, не соответствовали той ситуации, в которую они попали в Европе.
Решающую роль в ослаблении куманов сыграло с одной стороны, их слишком широкое распространение - от Алтая до Карпат, а с другой - широко практиковавшаяся эмиграция, например в Грузию, куда по приглашению Давида IV в 1118 r. уехал хан Атрак с 45 тыс. воинов. Не реже появлялись куманы в Болгарии, Венгрии и Византии, а множество их продавалось на невольничьих базарах Ирана и Египта, где их превращали в гулямов - гвардейцев-невольников мусульманских султанов. У пассионарных, неукротимых тюрок дома шансов на успех не было, ибо для воинствующей посредственности талант - главный враг. Степной обыватель в психологическом не отличается от деревенского или городского. Поэтому неудивительно, что в числе кочевников находились люди, предпочитавшие быть проданными в рабство скучной и бесперспективной жизни на своей родине. Вот пример, один из многих.
В XII в. половцы продавали рабов партиями по 20 голов и купившему партию давали еще одного бесплатно, в качестве приза. Примерно в 1137 г. купцу, покупавшему товар, предложили как премию мальчика, худосочного и невзрачного, по имени Ильдегиз. Купец отказался и отпустил ребенка на волю, но тот попросил купца взять его как раба. Добрый купец исполнил просьбу мальчика и посадил его на телегу, так как он ехал из донских степей в Иран. Ехали подолгу, от источника до источника. Ильдегиз устал, заснул на одном из переходов и свалился сонный с телеги. Его подобрали, но, когда он второй раз упал, купец велел не останавливаться и ехать до места привала.
Доехали до источника, устроили привал, развели огонь и стали варить пищу для себя и для рабов. И тут из темноты появился Ильдегиз. Купец удивился, рассмеялся и приказал накормить мальчика. Так мальчик приехал в Азербайджан. Купец выгодно для себя продал мускулистых плечистых половцев везиру этой страны Сиджируми, но тот отказался покупать Ильдегиза. Ильдегиз взмолился и сказал: "О, добрый господин, купи меня, я пригожусь". "Ты сам просишься? - спросил везир. - Ну, тогда я покупаю". И за гроши купил ненужного ему раба.
Ильдегиз попал поначалу на кухню и стал так хорошо готовить плов, что, когда султан Масуд ибн-Мухаммад пришел к своему везиру в гости и попробовал половецкий плов, он попросил продать ему повара, который так хорошо готовит еду, и зачислил его к себе воином на общих основаниях.
Оказавшись при дворе султана, Ильдегиз нашел способ снискать благосклонность матери султана и благодаря ей получил назначение в войско, уже как сипахсалар. Ему удалось разбить войско Грузии, после чего он стал правителем Аррана, значительной части Азербайджана, и важным вельможей - атабеком, т.е. опекуном и воспитателем сына султана. С 1161 г. Ильдегиз и его потомки правили Северо-Западным Ираном, умело и порой успешно ведя дворцовую политику, интриги и внешние войны. Низложены они были лишь в 1225 г. хорезмшахом Джеляль ад-Дином, опиравшимся на врагов куманов - канглов.
Вывод напрашивается сам собой: "мусульманская" цивилизация 300 лет вытягивала из гомеостатичной Степи свободную энергию и гасила ее внутри себя. Процесс был стихийным, неуправляемым и неочевидным для современников аберрации близости. Однако он ослабил оба суперэтноса и сделал их жертвой монголов, находившихся в XIII в. в фазе подъема.
А сами половцы? Этнос, прошедший все фазы развития и не потерявший первозданной целостности, "не рассыпавшийся розно", оказывается в состоянии гомеостаза, неустойчивого равновесия с вмещающим ландшафтом, нарушающегося за счет столкновений с соседями, воздействий колебаний климата или стихийных бедствий. Но если такие воздействия не влекут гибели этноса, то он восстанавливает присущий ему характер жизни и борется со всеми попытками его изменить. В стабильных условиях тянуть так можно долго, но при появлении хищных соседей такой этнос обречен. Так произошло и с половцами.
Вряд ли стоит сомневаться, что Русь была сильнее половецких союзов, но она удержалась от ненужного завоевания. Все шло само собою.
В условиях почти ежегодно заключавшихся миров и брачных договоров многие половцы начали уже в XII в. переходить (часто целыми родами) в христианство. Даже сын и наследник Кончака Юрий был крещен. В.Т. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Руси*47, тогда как русские походы достигали Дона и Дуная, приводя половецкие становища к покорности.
Процесс этнического старения проходил у куманов неуклонно, но медленно. Это оставляет возможность найти их место в расстановке политических сил. Враги куманов - печенеги в XI в. охотно принимали ислам и дружили с сельджуками. Значит, куманы оказались в контроверзе с мусульманским миром, а тем самым были вынуждены искать союза с Византией и Русью. До середины XIII в. половцы выполняли роль барьера против натиска сельджуков с востока и, кроме того, были на стороне Руси в столкновениях с венграми и поляками (все изменилось лишь в XIV в.).
При подборе сведений о русско-половецких столкновениях по Лаврентьевской летописи оказывается, что за 180 лет (1055-1236 гг.) половцы нападали на Русь 12 раз, русичи на половцев - 12 раз, а совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было 30.
Но если мы рассмотрим период после походов Мономаха, завоевавшего степи от Дона до Карпат, то характер столкновений изменится значительно, причем уместно разобрать и проторить примеры, приводимые как доказательство "жестокой вражды" между "своими погаными" и русскими князьями*48.
1120 г. "Ярослав ходи на половци за Дон и, не найдя их, вернулся" (стб. 292). Так можно ли пройти по вражеской земле 1000 км без столкновения с неприятелем?
1125 г. "Битва с половцами Ярополка" (стб. 285-296) - на самом деле набег половцев "на Торкы проклятия", кровных врагов половцев, которым Ярополк Владимирович оказал помощь.
1152 г. "Тогда же Мстиславу Изяславичу поможе Бог на половци: самех прогна, а веже их пойма, и коне и скоты их зая и множество душ христьянсх отполони" (стб. 339). Это "тогда же" происходило во время похода Юрия Долгорукого на Изяслава, когда в 1149 г. Юрий призвал на помощь половцев (стб. 331, 323-324, 328). В 1152 г. сын Изяслава Мстислав нанес удар союзникам своего противника, т.е. налицо обычное участие половцев в междоусобице (стб. 330-335).
1153 г. "Посла Изяслав сына своего Мстислава на половци к Песлу, зане пакостяхуть тогда по Суде, он же не дошед до них и възвратися вспять" (стб. 340).
1154 г. "Toe же весны пришедше половци воеваша по Роси" (стб. 345). На самом деле их привел Глеб Юрьевич, "вборзе" разбил волынских князей (стб. 342-343), но берендеи разбили половцев, которые поссорились с Юрием Долгоруким и уехали в степь.
1169 г. "Поход половцев на Киев и Переяславль" (стб, 357- 361). Не было похода! 3 тыс. половцев пришли заключать договор с Глебом Юрьевичем, но часть их по пути произвела грабежи и была разгромлена 1500 берендеями. Учтем, что средние армии того времени - до 50 тыс.; значит, половцев в этот раз было 6 % от нормального войска.
1171 г. "Toe же зимы придоша половци на Киевскую сторону и взяша множество сел" (стб. 362). При отходе половцев изрубили торки и берендеи и освободили полон - 400 человек (стб. 363).
Историками правильно отмечается жестокость половцев как активной силы в междоусобицах. Не буду их оправдывать, но были ли русские дружинники добрее? И имеет ли это отношение к политическим коллизиям, когда русские князья использовали не только половцев, но и торков, ливов, ятвягов как наемные войска? Надо думать, что вопрос об их добросердечии князей не интересовал. Ведь в 1216 г. в Ростово-Суздальской земле, без участия половцев, "пошли сыновья на отца, отцы на детей, брат на брата, рабы на господина, а господин на рабов"*49. И на берегах Липицы за один день 21 апреля легло 9233 русских воина, убитых русскими же. Обскурация - фаза жестокая. Это этническая старость, а ничто так не старит, как возраст.
Попробуем найти причину переходящей научной ошибки. По-видимому, привычная для обитателей Московской Руси ситуация, продлившаяся с XIV до конца XVIII в., т.е. до завоевания Крыма, была экстраполирована в древность, в IX-XIII вв. Трехсотлетняя война на юго-восточной границе России заслонила явления совсем иного характера, ибо Крым и ногайские орды могли держаться так долго только потому, что за ними стояла могучая Османская империя. А ведь у половцев и торков такой заручки не было.
Даже в гимназических учебниках, формировавших мышление будущих историков, фигурировал выдуманный термин "степняки-кочевники", хотя на самом деле этносы, населявшие Великую степь, различались между собой и по способу хозяйства, и по быту, и по религии, и по историческим судьбам. Достаточно было этого не учесть, чтобы верный вывод стал недостижим.
Да и вялая Древняя Русь XII-XIII вв. мало походила на Московскую, энергичную, трудолюбивую, набухавшую новой пассионарностью. Нам, людям XX в., привычны ритмы акматической фазы - молодость и зрелость этноса. Поэтому нам трудно представить, что наши предки, уступившие нам место в жизни, "дожили до глубокой старости", в которой тоже есть свое очарование, но не то, которого мы ждем.
Дискретность этнических процессов трудно представить людям, воспитанным на эволюционизме, но ведь и тем было трудно преодолеть средневековые представления об истории как простой смене правителей. Однако, если победить врожденную косность мышления, нам удастся избавиться от многих недоумений, избежать многих натяжек и приблизиться от ответа на вопросы "что?" и "как?" к ответу на вопросы "почему?" и "что к чему?" и на Руси, и в Половецкой степи.
Все авторы, упомянутые выше и опущенные, рассматривали проблему с одной стороны - русской, т.е. предвзято. А если бы то же самое и таким же способом написал чудом уцелевший половецкий историк? Все получилось бы наоборот и столь же неполноценно! Вот, например, В.В. Каргалов перечисляет операции суздальских и черниговских князей, в которых участвовали половцы*50... и делает вывод, что половцы - плохие люди. А М.С. Грушевский пишет о губительных походах суздальцев и смолян на Киев*51... и осуждает "кацапов". Что это: два равноценных подхалимажа или Наука?
А ведь можно обойтись без профанации проблемы. Б.Д. Греков предложил отказаться от традиционного упрощенного взгляда на кочевников как на чисто "внешнюю силу" по отношению к Руси*52. Могущество Руси по сравнению с разрозненными ордами было несомненно, и поэтому те выступали то наемниками, то федератами, постепенно обрусевая и втягиваясь в общую жизнь Киевского государства*53.
Большой вклад в решение проблемы внесла С.А. Плетнева, введя периодизацию половецкой истории*54. Действительно, если бы кто-то захотел сопоставить отношения России с Францией и написал бы, что они всегда дружили, вряд ли бы его одобрили. Отношения государств меняются, и закономерности перемен не просты. Огрубление же дает не только научную ошибку, но и повод к шовинизму и расизму, что уже совсем глупо и дурно. Поэтому попробуем предложить решение, исключающее нарушения научной историографической методики.
Переход трех пассионарных групп, выделившихся из трех степных народов: канглов (печенеги), гузов (торки) и куманов (половцы), при столкновении с Киевским каганатом создал ситуацию этнического контакта. Но поскольку и степняки, и славяне имели свои экологические ниши, химера не возникла, а создался симбиоз, породивший очередной зигзаг истории. Смешение на границе шло, но как метисация, т.е. процесс, протекающий не на популяционном, а на организменном уровне. Дети от смешанных браков входили в тот этнос, в котором они воспитывались. При этом расовые конфликты исключались, а конфессиональные благодаря бытовавшему тогда двоеверию разрешались безболезненно.
Слияние народов, т.е. интеграция этносов, было никому не нужно, так как русичи не хотели жить в водораздельных степях, без реки и леса, а половцам в лесу было бы слишком трудно пасти скот. Но в телегах, топорищах, посуде половцы нуждались, а русским было удобно получать по дешевым ценам мясо и творог. Обменная торговля, не дававшая наживы, связывала степняков и славян лесостепной полосы в экономико-географическую систему, что и вело к оформлению военно-политических союзов, характерных для левобережных княжеств и Рязани. Зигзаг исторического процесса к XIII в. постепенно распрямился.
Этнический возраст, или фаза этногенеза, у русичей и половцев был различным. На Руси, ровеснице Византии и полабского славянства, шло старение, а у древнего народа кыпчаков, ровесников скифов, наступил гомеостаз. Что лучше или, точнее, что хуже? Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся на Русь.
Накануне Батыева похода "полугосударства", составлявшие Древнюю Русь, были многолюдны (в целом около 6 млн.) и богаты, особенно Новгород. Население состояло из здоровых, мужественных людей. Эти люди были способны к восприятию византийской культуры: живописи, музыки и этики. В отличие от Западной Европы на Руси было много грамотных, так как религиозные книги на понятном славянском языке были доступны читателям; а на Западе для тех же целей требовалось знание латинского языка. И тем не менее люди Запада в XIII в. шли в крестовые походы, добивались от королей хартий, обеспечивавших горожанам права, а феодалам - несменяемость, спорили в университетах о сущности идей: реалии они или просто названия, имена. Государства расширяли границы, т.е. шли локальные процессы этнической интеграции, и, несмотря на непрекращавшиеся войны, целостность суперэтноса была для всех очевидна независимо от того, кто сможет его возглавить: император или папа. А русские, как мы уже видели, тратили силы на усобицы, ослабляя собственную военную мощь. Католическая Европа в XIII в. была страшна православной Руси, а Русь была не в состоянии ответить на удары, наносившиеся ей с тех пор, как папа объявил крестовый поход против схизматиков - греков и русских. Французский дипломат XIII в. Вильгельм Рубрук писал, что "братья Тевтонского ордена... легко покорили бы Россию, если бы принялись за это"*55. (Но, как известно, этого не произошло.)
Рубрук произнес эту сентенцию в 1253 г., через 13 лет после падения Киева, но надо думать, что его оценка расстановки сил отражала ситуацию предшествовавшей эпохи - от Батыева похода до гибели Гуюка в 1248 г. Монгольский рейд и в XIII в., и позже производил сильное впечатление на всех историков, считавших "нашествие татарских полчищ" столь опустошительным, что страна, подвергшаяся ему, оправиться не могла.
Доказать это было легко, даже слишком легко. На наиболее обобщенном уровне исследования констатировалось внезапное возникновение огромной державы, просуществовавшей 240 лет. Отсюда следовала декларация: злые монголы всех убили и торжествовали на трупах.
На "мелочеведческом" уровне - подборе цитат из первоисточников - получается сходный вывод, так как можно подобрать любые цитаты, а противоречащие опустить. Этим способом можно "доказать" все, что хочет историк или его заказчик, а заказы были разные, от восхваления до поношения, с многими градациями.
Научным методом следует признать "средний путь" - применение системного подхода к истории. В системологии рассматриваются не отдельные факты-элементы и не предвзятые оценки, а связи между событиями, невидимые очевидцу и неизвестные позднему интерпретатору. Зато они видны историку широкого профиля, обобщающему не цитаты, а факты, отслоенные от эмоций информаторов и интерпретаторов. Конечно, при этом исследователь "наступает на горло собственной песне", но это надо делать для получения достоверного результата, да и ради исторической справедливости.
1
См.: Бегунов Ю.К. Памятники русской литературы ХШ в. С.100. и след.2
См.: Слово о полку Игореве. М.;Л.; 1950. С. 394. Это не совсем так. В "Повести временных лет" под 1093 г. неизвестная страна (в смысле "чужбина") - действительно эмоциональный оборот. А в текстах XIII в. то же слово звучит как географический термин.3
См.: Гаель А.Г., Гумилев Л.Н. Разновозрастные почвы на степных песках Дона и передвижение народов за исторический период//Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1966. № 1.4
См.: Шенников А.А. Земледельческая неполная оседлость и "теория бродяжничества" // Этнография народов СССР. Л., 1971. С. 88-89.5
См.: Грибанов Л.Н. Изменение южной границы ареала сосны в Казахстане/ /Вестник с.-х. науки (Алма-Ата). 1965. №6. С. 78-86.6
Рыбаков Б.А. "Слово о полку Игореве" и его современники. М., 1971. С.8.7
См.: Белявский В.А. По поводу "извечного антагонизма" между земледельческим и кочевым населением Восточной Европы//Славяно-русская этнография. Л., 1973. С. 101-108.8
Татищев В.И. История Российская...Кн. 1.С.271-274.9
Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1892. Т. 1. С. 159; Т.2. С.46-47.10
Устрялов И. Г. Русская история. СПб., 1837. Ч. I. С. 143-144.11
Соловьев С.М. История России...Кн.1. С.57.12
Там же. С.647; Ключевский В.О. Курс русской истории: Соч. в 9 т. Т.1. Ч. 1. М., 1987. С.68-84.13
Ключевский В.О. Указ. соч. Т. 1. Ч. 1.14
Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования.СПб.,1903. С. 112.15
Там же. С. 112, 116, 133, 158.16
См.: Мавродина Р.М. Киевская Русь и кочевники.Л.,1983.С.19-20.17
Голубовский П.В. Печенеги, торки, половцы до нашествия татар. Киев, 1884.18
См.: Мавродина Р.М. Указ. соч. С.23-24.19
Плетнева С.А. Половецкая земля//Древнерусские княжества Х-XIII вв. С. 260.20
См.: Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы в южнорусских степях//Материалы и исследования по археологии СССР. 1958. № 62; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.21
Обилие исследований русско-половецких контактов имело двоякие последствия. С одной стороны, был накоплен богатый фактический материал, с другой - отдельные построения, пересекаясь, поневоле становились эклектичными (см.: Мавродина P.M. Указ.соч.С.25-39).22
См.: Пресняков А. К. Лекции по русской истории. Т. 1. М., 1938; Т. 2. М„ 1939.23
Toynbee А. Т. A Study of History. Abridgement of volumes I-VI by D.C. Somervell. N.Y.; Toronto, 1946. P. 570. Критику теории "вызова и ответа" см.: Гумилев Л.Н. Об антропогенном факторе ландшафтообразования ("Ландшафт и этнос", VII)//Вестн. ЛГУ. 1967. № 24. С. 104-105.24
См.: Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики), 4-е изд. Л., М., 1930. Т. 1.25
См.: Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке. М., 1933.26
См.: Греков Б. Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского феодализма у М.Н. Покровского//Против исторической концепции М.Н. Покровского. М.; Л., 1939.4.1.С. 112.27
Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 143.28
Там же. С. 145.29
Там же. С. 146.30
Там же. С. 65.31
Рожков Н.А. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. I. Киевская Русь. 2-е изд. М., 1905. С. 24-25.32
Он же. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). Т. 1. С. 152.33
Там же. Т. 2. С. 5-6.34
См.: Лященко П.И. История русского народного хозяйства. М.; Л., 1927. C. 25, 60.35
См.: Юшков С.В. Феодальные отношения и Киевская Русь//Учен. зап. Саратов, гос. ун-та. Т. 2. Вып. 4. 1924. С. 9-10.36
Толочко П.П. Киевская земля//Древнерусские княжества Х-ХШ вв. С.б.37
Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. С. 49.38
См.: Попов А.И. Кыпчаки и Русь//Учен. зап. ЛГУ. Серия исторических наук Вып. 14. 1949. С. 98.39
См.: Каргалов В.В. Указ.соч.С.58.40
См.: Гумилев Л.Н.//Русская литература.1974. № З. С.171-172.41
Якубовский А. Ю. Феодальное общество Средней Азии и ее торговля с Восточной Европой в Х-XV в.//Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР. Вып. 3. Ч.1. Л., 1932. С. 24.42
Пархоменко В. Следы половецкого эпоса в летописях//Проблемы источниковедения: Сб. 3. М.; Л., 1940. С. 39.43
Гордлевский В.А. Что такое "босый волк"?//Избранные сочинения. Т.II .М., 1961. С. 487.44
Там же. С. 487. Ср.: Кшибеков Д. Кочевое общество: генезис, развитие, упадок. Алма-Ата, 1984. С. 38.45
См.: Гумилев Л.Н. Нужна ли география гуманитариям?//Славяно-русская этнография. Л., 1973. С. 92-100.46
См.: Гумилев Л.Н. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником?//Русская литература. 1972. № 1. С. 73-82.47
См.: Пашуто В.Т. Внешняя политика... С. 213; а также: Кононов А.Н . История изучения тюркских языков в России. М., 1982. С. 19-23.48
Си.: Дмитриев Л. А. К спорам о датировке "Слова о полку Игореве" (по поводу статьи Л.Н. Гумилева)// Русская литература. 1972. № 1. С. 83-84.49
Соловьев С.М. История России. Кн.1.Т.II.С.592. Примеч. 411. С.710.50
См.: Каргалов В.В.Указ. соч.С.49- 54.51
См.: Грушевский М. С. Киевская Русь. СПб., 1911.52
См.: Греков Б.Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского феодализма у М.Н. Покровского...53
См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. С.462-466.54
См.: Плетнева С.А. Половецкая земля... С. 260-300.55
Путешествия в восточные страны... С. 108