Запись (в сокращении) одного из последних выступлений Юрия
Визбора в творческой мастерской Московского клуба
самодеятельной песни.
Я никоим образом не теоретик. И никакими теоретическими
изысканиями не занимался. Я считаю, что мысль хороша тогда,
когда она является сама, и нет ничего печальнее навязывания
чужих мыслей. И еще один момент - общий и банальный: нет таких
мыслей и слов, которые сделали бы из непрофессионала -
профессионала, из плохого поэта - хорошего или из хорошего -
отличного. Это мое глубокое убеждение. И поэтому каких-то тайн
или откровений не ждите от меня, потому что я просто хочу
поделиться достаточно практическими, во многом дилетантскими
мыслями относительно того, что мы называем нашей песней или
самодеятельной песней и т.д.
Песня - очень маленький плацдарм. Чрезвычайно маленький.
Даже длинная песня очень мала. Средняя песня звучит две с
половиной минуты. Это крайне маленькая площадь - однокомнатная
с совмещенным санузлом. Поэтому населять ее густо мы не можем.
То есть мы можем о многом сказать. Но как жанр она диктует нам
в эту квартиру поселить одного-двух человек, для того, чтобы их
рассмотреть, чтобы была возможность с ними познакомиться. Я
говорю не о числе, а о моменте подробного рассмотрения души,
рассмотрения ситуации. Ситуация должна быть в определенном
понятии едина. Есть фильмы, которые проверяются очень нехитрым
образом. В документальном кино есть самый простецкий тест -
если можно рассказать, то это достаточно хорошая картина. Если
можно рассказать, значит, у нее есть начало и конец, она
конструктивно построена, значит, в ней что-то произошло, мы
смогли рассмотреть либо человека, либо какое-то явление жизни.
Отчасти это относится и к песне. Я говорю не о персонажах - в
песне их может быть очень много, а об интонации, о состоянии
души, о той внутренней нити, которая в песне находится, - она
должна быть одна, а всего остального может быть много.
Во что я верю? Я верю в не очень сложное высказывание
Тургенева о том, что талант - это подробность. Я сейчас работал
над произведением Теофиля Готье "Капитан Фракасс". Он очень
подробно описывает каждую пуговицу на камзоле, заплатку, локти.
Имеется в виду не такая подробность, а та, что нечто решает или
создает интонацию, состояние души поющего и пишущего.
Подробность, на которую опирается вся песня.
Посмотрите, как развивается замечательная песня Городницкого
"Кожаные куртки". Она развивается очень гладко. В
псевдоромантическом духе... Но "лысые романтики" - вот она,
подробность. Она совершенно не вписывается в этот
псевдоромантический круг. Она еще и правдива, потому что люди,
летающие на Севере, носят бесконечно шапки, и шапки эти - знаю,
потому что носил их немало лет, - вытирают головы. И молодые
люди - они лысые. Много лысых! Вы об этом знать не можете, но
слова "лысые романтики, воздушные бродяги" дают вам некоторое
новое качество, представление о правдивости происходящего. И
поэтому слова "девочки-невесты", которые ходят еще школьницами,
в нас рождают замечательное чувство, что жизнь еще не прошла...
Вот она подробность, как скрытое лицо песни.
...Мне кажется, когда мы сочиняем, занимаемся вообще
творчеством, перед нами так или иначе в той или иной степени
всегда встает вопрос нашей позиции. Нашей позиции в самом
широком смысле этого слова. Мы можем ставить вопрос о
гражданской позиции, хотя я хочу отметить, что слова
"гражданская позиция" очень часто носят, так сказать, смысл
вульгарной социологии. Гражданская позиция - это понятие
гораздо шире. Я лично придерживаюсь из двух позиций - адвоката
и прокурора - позиции адвоката, позиции защиты. Позиции
человека, которому нужно утешить, ободрить, обнадежить. Мне
кажется, что это и есть одна из великих целей. Несмотря на то,
что в начале творчества это кажется слишком общим моментом, но
рано или поздно вы поймете, что вам нужно определиться. Не
перед кем-нибудь, не перед какими-нибудь организациями и даже
не перед друзьями - только перед самим собой. Вот это важнейшее
определение в конце концов самым решительным и невероятным
образом будет влиять на ваше творчество.
Существует мнение о разделении личности художника. Когда в
быту и в жизни, в социальном окружении художник может быть
невыносимым эгоистом, а как только он приступает к творчеству,
тут из него... Знаете, я в это не верю. Хотя художники все в
общем-то люди сумасшедшие и имеют большое количество
странностей, но в общем и целом их несовершенность и слабость -
все это выступает в творчестве. И творчество является
единственным сколом души человеческой и самым главным.
Однажды с Городницким на Грушинском фестивале мы имели
большую ночную беседу по поводу инфантилизма самодеятельной
песни. Дело в том, что за день приходится прослушать двести
песен, а когда они начинают идти все разом... Колоссальное
количество песен написано слабой мужской рукой, слабым
мужчиной, переживающим, очень любящим, но в основном пейзаж
один и тот же - дождь, ты ушла, какие-то недостатки в жизни и
такая безвыходность молодой тоски, которая всегда несовершенна,
потому что в ней нет настоящей тоски - старой, зрелой.
Этот поток песен инфантильных, причем сочиненных во всяких
разных краях нашей страны - он поражает абсолютно. И мы с Сашей
пришли в неописуемую ярость от этого и рассуждали таким
образом: "Боже мой, куда же все подевалось?" Мы думали, что
все-таки то поколение, к которому мы принадлежали, оно ведь
вышло из двора. Во дворах московских бытовало гигантское
количество песен, которых мы сначала стыдились, а теперь
вспоминали с Сашей все слова - "На кораблях матросы ходят
хмуро..." Это такая дворовая "понтяра", просто чудо! Оттого,
что в тех условиях нужно было выживать, существовать, и
появились песни, в которых виден мужчина. Он может оценить
события, постоять за себя или за даму.
Я призываю к мужскому началу в песне - к тому, что было у
Высоцкого, есть у Городницкого. Потому что инфантилизм и вялая
позиция очень привлекательны. Тем, что она легка - эта довольно
проторенная дорога, где можно вложить массу замечательных
образов, метафор, и чем глубже вы будете погружаться в это
метафоричное болото, тем будет все хуже и хуже. Это мое личное
мнение.
Теперь маленький вопрос - но он существует. Это вопрос
успеха. Как относиться к аплодисментам или к одобрениям. Вопрос
переживания мелких или крупных успехов. Я не хочу называть
имена, но все-таки в бардовском движении был ряд людей, которые
не смогли устоять перед кулачными ударами успехов. Не смогли.
Они скатились в лучшем случае - к водке, а в худшем случае -
проигрывали той самой достаточно банальной пластинке, с которой
был начат успех. Потому что успех как материальное отражение
творчества все время должен допингироваться новизной, поиском.
И даже если творчество заведет вас в неизвестные дебри, туда,
где, кажется, ничего не выскребешь, это небесполезные походы,
как и небесполезны момента отчаяния в творчестве.
Когда вы начинаете писать песню, у вас сложившаяся
конструкция, вы знаете, к чему должны прийти, и вдруг
появляется момент, который вас начинает тянуть в совершенно
другую сторону, куда вы и не смотрели... Я думаю, нужно туда
идти. Туда, где темно. И это замечательно. Так же и с
отношением к успеху. Вас всегда должна преследовать мысль - я
сейчас говорю, как "дедушка русской авиации", - что успех,
который вы сегодня имеете, - он вчерашний. Это успех вчерашнего
дня. Сегодня ничего не сделано и не приобретено. Нужно не
застывать, не оставаться в тех формах и на тех горизонтах, на
которых вы только что побывали.
Самодеятельная песня отличается от профессиональной тем, что
она - песня в свитере или в ковбойке. И ей претят блестки на
лацкане пиджака. Особенно отвратительно, когда развелась масса
песен о БАМе и когда выходили молодые люди из
вокально-инструментальных ансамблей в каких-то немыслимых
фиолетовых пиджаках, снабженных какими-то блестками, и,
расставив широко ноги, начинали петь по БАМ - как они там якобы
куют что-то такое и ветры свистят - ну, это кошмар, это дикая
пошлятина! Выходя на сцену, вы должны уважать зрителя. Вы
должны одеваться пристойно, аккуратно.
Есть законы приспосабливаемости певца к залу и зала к певцу
или актеру, и я могу вас уверить, что если вы даете сольный
концерт, то первые три песни проскакивают мимо. И отдавайте их
на съедение сразу. Это то мясо, в результате которого вы должны
наладить общение друг с другом. Если в вашей одежде есть
какая-нибудь вызывающая деталь - например, красный бант, то зал
весь концерт будет смотреть на этот красный бант и больше ни о
чем не думать. Образ свой вы должны, как актеры, создавать.
И последнее, как мне кажется... Искусство призвано удивлять
человека, если выражаться языком для пешеходов, несложным. И
через удивление достигать своих, других целей. Сказать
человеку: "Будь героем!" - это все равно что ничего не сказать.
Но спеть песню, в которой был бы элемент удивления, того, что
может человека зацепить необычно, - вот это и есть номер,
которым стоит заниматься. Другое дело, что существует поэзия и
вид песен, который удивителен сам по себе. Вот Булат Окуджава
не пользуется какими-то резкими моментами. Его поэзия
чрезвычайно пряма. Он пользуется очень маленьким образом, но
этот образ абсолютно точный. Это поэтическая "десятка".
Из песен, написанных мной, - а я написал около трехсот песен
- пою на концертах очень мало - пятьдесят песен, которые в
сценическом ореоле. Песня, которая поется с эстрады, должна
иметь очень трудно определяемое эстрадное качество. Она должна
более коротким путем, чем другие, идти к человеку, к зрителю. У
меня есть песни, которые я очень люблю и считаю вершинами
своего творчества, однако я их в жизни не пою на концертах!
Потому что, во-первых, это исполнение мне безумно трудно - я
человек эмоциональный, и иногда у меня слезы наворачиваются на
сцене, когда я пою. Правда. И когда выносишь любимое дитя во
двор и говорят: "А, хорошая девочка..." - и уходят, я безумно
расстраиваюсь.
Самое главное, что есть в песне, - это интонация, свой
голос. И его нужно обязательно взращивать в себе, поливать,
удобрять и отстаивать. И те безумные муки, когда ты бесконечно
упрекаешь себя в бездарности - в них, в этой бесконечной борьбе
с собой и происходит творчество.
1983
